Журнал "Афиша" 20.03.2005г.
Жанна Зарецкая


Кабаре "Бухенвальд"

Клим — один из самых верных последователей Анатолия Васильева. Как и его учитель, Клим убежден, что театр должен заниматься только мистериями — на сцене должно происходить нечто, способное заставить зрителя забыть о повседневности и вспомнить о бесконечности. Звучит это совершенно по-идиотически, но когда о вечности говорит нервный, нечеловечески худой Клим, сверля тебя черными блестящими, как у лихорадочных больных, глазами, ему как-то веришь.

Четыре года назад Клим начал записывать свои проповеди под видом монологов для внушающих ему доверие актеров. Артист Александр Лыков рассказывал, как Клим вручил ему внушительную рукопись с насмешливым вызовом: «А это осилишь?» На самом деле, прочитать такое вот послание Клима человечеству на публике — то же, что пройти коридор смерти в восточном монастыре: на каждом шагу поджидают гнилые помидоры и тухлые яйца — провал, актерская смерть. Зрительское внимание приходится завоевывать, используя не актерский аппарат, а арсенал совсем другого рода: бесстрашие, волю, убедительность, быстроту реакции. Характерный климовский монолог выглядит так: «Воин должен сделать жест, жест ублажителя бесконечности. Иначе она не подойдет к нему, и ему достанется удел человека: жестокость, сентиментальность и бездна, следующая за ним по пятам. Он дожен пресечь порог личных обстоятельств одним движением, одним жестом преодолев бездну, что обступает его со всех сторон и с каждым днем становится все шире и глубже».

Над текстами Клима с актерами работает один режиссер — Алексей Янковский. Янковский существует в неагрессивной оппозиции к театральному процессу. Даже его несуществующая контора называется «Мастерская «АСБ» по реабилитации актеров государственных театров»; то есть, получается, калечат актеров, а Янковский их возвращает к жизни. Пока что лучше всех реабилитироваться получилось именно у Александра Лыкова. С монологом о бесконечности он вышел на сцену после принципиального десятилетнего байкота театру. Публика профессиональная — жюри фестиваля «Новая драма» — оценила этот жест немедленно и выдала актеру и режиссеру Гран-при.

Теперь Клим и Янковский затеяли проект с рижской актрисой Татьяной Бондаревой. В юности Бондарева была примадонной рижского ТЮЗа под руководством Адольфа Шапиро — того театра, что был закрыт указом Раймонда Паулса после отделения Латвии. Голосом и лицом Бондарева похожа на Лайму Вайкуле. А играет она кафешантанную певичку, которой дирекция кабаре позволила еще и разговаривать с публикой. Представьте себе Салли Боулз из «Кабаре», которая, едва умолкла музыка, вдруг принялась сбивчиво и нервно рассказывать посетителям о своей беременности, хахалях и иных бабских проблемах, — и выйдет начало спекталкя «Кабаре «Бухенвальд». Получается такая stand-up comedy.

Желание говорить возникло у героини после того, как один из разнесчастных посетителей цинично заявил, что надпись над воротами Бухенвальда: «Каждому свое» — ключ к спасению, потому что «самая большая удача для человека — вовремя потерять старую надежду, чтобы обрести новую». Убитые надежды — уже не повод для слез, а ценнейший опыт как раз для тех, кто заливает водкой страх перед пустотой, образовавшейся на месте ушедшей любви, кто в большом городе чувствует себя рыбкой в аквариуме супермаркета.

Самое ценное в этом спектакле — то, что объединяет актрису и героиню: они обе не боятся говорить вслух о коммунальном дерьме и грязи сознания, не боятся сбиваться и выглядеть неэффектно, даже нелепо, не боятся, что спектакль признают проповедью для тех, кому за сорок и под пятьдесят, не боятся произнести вдруг: «Вы, наверное, думаете: лучше бы она пела…» Еще они не боятся обмануть зрителя, как обманывает доктор ребенка, уверяя, что операция — это совсем не больно. Спектакль рассчитан на клубно-ресторанное помещение. Премьера прошла в «Бродячей собаке» — там весь потолок был усеян настоящими алыми розами, как на каком-нибудь фэшн-шоу. Но нет ничего более далекого от мира гламура, чем этот смелый монолог. На умную красивую актрису с отменной фигурой и голосом смотреть страшно, и это именно тот эффект, который нужен режиссеру, автору текста и зрителям, даже если они поначалу об этом не догадываются.