«Я в бесконечности»
Моноспектакли Александра Лыкова на московской сцене.
Ксения Ларина. 27 марта 2004 года.
Нет ничего ужаснее кричащего на сцене актера. Об этом думаешь первые три минуты, пережидая надрывный крик, как навязчивый монотонный звук бормашины, пережидая с одной-единственной мыслью - ведь это когда-нибудь кончится?
Но это не кончается. Ни через три минуты, ни через пять, ни через десять, пятнадцать, двадцать пять. И уже забываешь, на какой минуте тебя это завораживает, как ритуальные рыки шамана, как вой раненого животного: Спектакль Алексея Янковского и Клима - "Я… Она… Не я и Я" исполняется артистом Александром Лыковым на пределе человеческих эмоций и на пределе человеческого восприятия. Никаких промежуточных реакций - либо зритель пригвожден к креслу, как к электрическому стулу, либо бежит, не оглядываясь, побросав на месте преступления свои программки, номерки и бинокли. Лыков показывает высший класс актерского мастерства, не позволяя выдохнуть ни себе, ни публике. В Москве так давно не работают - артисты себя жалеют, любят устраивать "привалы" и "перекуры", привыкают дарить себя "любимых" расслабленному зрительному залу, как драгоценный подарок, чья основная драгоценность в самом факте своего возникновения на сцене. Как в анекдоте - ты просто ходи! Вот они и ходят.
Отношения Александра Лыкова с профессией сложны и беспощадны. Этот рваный диалог с самим собой, с публикой, с другом, с возлюбленной, с господом Богом, наконец, обнажает перед нами глубоко ранимого, страдающего, сомневающегося в себе человека. Человека с обнаженными нервами и невероятно романтической душой. Совершить дерзкий побег из "тюрьмы собственной бездарности", облачившись в нелепый костюм с рисунком безнадежной кирпичной кладки, выйти из крепостной стены приговоренным к пожизненной жизни и улыбнуться свету, падающему тебе на лицо: «Все на продажу "- сокрушался когда-то Анджей Вайда, творя свой культовый фильм, посвященный миссии Артиста. Лыков продолжает исследовать эту тему, пытаясь ответить на вопрос - во имя чего? Собственно, этому учат в театральных институтах - но с течением времени вопрос "А что я здесь делаю?" начинает занимать артиста куда больше чем "Во имя Чего?"
Лыков возвращает профессии ее сакральный смысл, ее предназначение, поднимает эту планку на недосягаемую высоту, рискуя быть уличенным в гордыне. Это эксперимент над собой, это насмешка над собственной славой, это камни, брошенные в спину популярности и улюлюканье, неминуемо следующее за овациями. Это лицедейство как форма защиты и форма оправдания, по аналогии с известной поговоркой - "война все спишет".
История получилось глубоко личностной, балансирующей на грани между исповедью и проповедью. Но грешен проповедник, и в совершенстве собственной веры сомневается не раз, потому крик его надсаден, а лихо отплясанная "летка-енка" скорее напоминает пляску на раскаленных углях. "Все я вру, - устало скажет он финале, деловито собирая разбросанный по сцене реквизит, - славы хочется. Чтоб узнавали на улице. Чтоб шептали за спиной - смотри, смотри!". Это "смотри" он повторит раз, наверное, пятьдесят, ни разу не повторив интонации. От робкого перешептывания до громогласного приговора. Вашего приговора, госпожа публика, без которой миссия артиста, правильно, не выполнима.
2004г.
Моноспектакли Александра Лыкова на московской сцене.
Ксения Ларина. 27 марта 2004 года.
Нет ничего ужаснее кричащего на сцене актера. Об этом думаешь первые три минуты, пережидая надрывный крик, как навязчивый монотонный звук бормашины, пережидая с одной-единственной мыслью - ведь это когда-нибудь кончится?
Но это не кончается. Ни через три минуты, ни через пять, ни через десять, пятнадцать, двадцать пять. И уже забываешь, на какой минуте тебя это завораживает, как ритуальные рыки шамана, как вой раненого животного: Спектакль Алексея Янковского и Клима - "Я… Она… Не я и Я" исполняется артистом Александром Лыковым на пределе человеческих эмоций и на пределе человеческого восприятия. Никаких промежуточных реакций - либо зритель пригвожден к креслу, как к электрическому стулу, либо бежит, не оглядываясь, побросав на месте преступления свои программки, номерки и бинокли. Лыков показывает высший класс актерского мастерства, не позволяя выдохнуть ни себе, ни публике. В Москве так давно не работают - артисты себя жалеют, любят устраивать "привалы" и "перекуры", привыкают дарить себя "любимых" расслабленному зрительному залу, как драгоценный подарок, чья основная драгоценность в самом факте своего возникновения на сцене. Как в анекдоте - ты просто ходи! Вот они и ходят.
Отношения Александра Лыкова с профессией сложны и беспощадны. Этот рваный диалог с самим собой, с публикой, с другом, с возлюбленной, с господом Богом, наконец, обнажает перед нами глубоко ранимого, страдающего, сомневающегося в себе человека. Человека с обнаженными нервами и невероятно романтической душой. Совершить дерзкий побег из "тюрьмы собственной бездарности", облачившись в нелепый костюм с рисунком безнадежной кирпичной кладки, выйти из крепостной стены приговоренным к пожизненной жизни и улыбнуться свету, падающему тебе на лицо: «Все на продажу "- сокрушался когда-то Анджей Вайда, творя свой культовый фильм, посвященный миссии Артиста. Лыков продолжает исследовать эту тему, пытаясь ответить на вопрос - во имя чего? Собственно, этому учат в театральных институтах - но с течением времени вопрос "А что я здесь делаю?" начинает занимать артиста куда больше чем "Во имя Чего?"
Лыков возвращает профессии ее сакральный смысл, ее предназначение, поднимает эту планку на недосягаемую высоту, рискуя быть уличенным в гордыне. Это эксперимент над собой, это насмешка над собственной славой, это камни, брошенные в спину популярности и улюлюканье, неминуемо следующее за овациями. Это лицедейство как форма защиты и форма оправдания, по аналогии с известной поговоркой - "война все спишет".
История получилось глубоко личностной, балансирующей на грани между исповедью и проповедью. Но грешен проповедник, и в совершенстве собственной веры сомневается не раз, потому крик его надсаден, а лихо отплясанная "летка-енка" скорее напоминает пляску на раскаленных углях. "Все я вру, - устало скажет он финале, деловито собирая разбросанный по сцене реквизит, - славы хочется. Чтоб узнавали на улице. Чтоб шептали за спиной - смотри, смотри!". Это "смотри" он повторит раз, наверное, пятьдесят, ни разу не повторив интонации. От робкого перешептывания до громогласного приговора. Вашего приговора, госпожа публика, без которой миссия артиста, правильно, не выполнима.
2004г.