Александр Лыков
«Театральный Петербург» №5 апрель 2004г.
Елена Маркова
Многие миллионы зрителей все еще не могут (да и не хотят) смириться с тем, что мента Казановы, столь полюбившегося им по телесериалу "Улицы разбитых фонарей", больше не существует. Не расстраивается по этому поводу, похоже, только один человек - артист, Казанову этого создавший.
С Александром Лыковым мы встретились в театре "Особняк" накануне премьеры спектакля "Активная сторона бесконечности", поставленного по книге Карлоса Кастанеды (режиссер Алексей Янковский), где Лыков играет некоего философа.
Припоминая творческую биографию Лыкова, мы невольно обнаружили странную, и, на первый взгляд, совсем не красящую артиста, закономерность!..
Окончив в 1984 году класс одного из выдающихся мастеров Академии Театрального Искусства - Владимира Викторовича Петрова, Александр Лыков был тут же принят в труппу Театра Ленсовета, где и проработал почти четыре сезона, имея заслуженный успех. А потом вдруг - раз! - и ушел из полного творческого благополучия, как говорится, в никуда... Стал сниматься в кино. Потом опять вернулся в театр, но на этот раз уже в ТЮЗ. Спустя два года ушел и оттуда. Аналогичным образом сложились у него отношения и с Балтийским домом, и с Театром драмы и комедии на Литейном. А совсем недавно, получив предложение от Александринки сыграть Лопахина в "Вишневом саде" (и, как выяснилось, мечтая сыграть эту роль), отказался, даже не приступив к репетициям. Почему?
- Я и сам долгое время не понимал, почему мои отношения с Театром складываются таким прямо-таки нелепым образом: пришел - ушел. Похоже на каприз, правда? Но со временем, когда ситуация стала повторяться, я понял, что для меня Театр - своеобразная форма обучения, и вовсе не только актерской профессии. Ведь сама жизнь так устроена, что время от времени наступают периоды, когда, чтобы не зациклиться (или не омертветь), просто необходимо броситься, как в омут, во что-то неизвестное - поучиться чему-то такому, что тебе еще неведомо. К примеру, научился я вчера, или там неделю тому назад, делать табуретку. Прекрасно. Но ведь это не значит, что теперь до конца жизни я только и буду делать табуретки. Это значит, сегодня надо учиться еще чему-то другому. И так все время.. Вот и с Театром у меня то же самое происходит. Как только, попав в тот или иной театр, я начинаю понимать, что больше не постигаю ничего нового, я должен уйти.
- С нынешним спектаклем по Кастанеде будет то же самое?
- Да, как только я почувствую, что начну играть эту роль, из раза в раз повторяя одно и то же, заведомо зная, что последует дальше, нужно будет признать, что больше, чем я уже познал, осваивая эту роль, я на сегодняшний день познать не могу, и просто вхолостую эксплуатирую уже достигнутое. А это, согласитесь, нечестно...
- Своего мента Казанову вы "бросили" исходя из тех же соображений?
- В общем, да. Мне очень нравилось сниматься в этом сериале. За моим уходом из ментов не стоит никакой особенной интриги. Причина исключительно во мне. Возможно, звучит вызывающе и самонадеянно, но мне все время нужно что-то вроде свободного полета. Я и от Лопахина отказался только потому, что вместе с ролью мне предлагали поступить в штат, а это значит плюс к интересной роли еще и изо дня в день бесконечная рутинная работа по вводам, то есть впихиванию себя в уже готовый рисунок кем-то другим сделанной роли и т.п. А у меня как-то категорически не получается быть не самим собой.
- А как же вам удается , находясь в том самом "свободном полете", обеспечивать семью, ведь у вас двое детей старшеклассников?
- В театре вообще на семью никогда не заработаешь. Зарабатываю я там, где смогу. Не так давно, например, как и многие актеры, я занимался извозом. Сейчас из-за Казановы пришлось от этого дела отказаться - слишком много вопросов пассажиры задают...
- Где вам комфортнее существуется - в театре или в кино и на телевидении?
- Я считаюсь театральным актером, но комфортнее себя чувствую в кино и на телевидении как раз потому, что учился быть театральным актером у замечательного мастера. Нам Петров очень хорошо объяснял про органичное существование актера в роли, когда ты должен все-все проживать "сегодня, здесь, сейчас". К тому же наш мастер очень точно определял природу каждого из своих учеников. Так вот мне он однажды сказал: "Ты, Саша, как-то ухитряешься мощно собираться, играешь, а потом - все куда-то может исчезнуть, как его и не было." Мне запомнились эти его слова, потому что так оно и есть. В театре это может мешать, и не только мне, но и всем остальным участникам спектакля. А в кино и на телевидении это как раз то что надо. Ты один раз выдаешь результат, а дальше - найденное сколько хочешь раз можно прокручивать на экране. В театре такое невозможно, там у артиста совсем другие взаимоотношения с ролью.
- А какая роль у вас самая любимая?
- Это я затрудняюсь сказать. На мой взгляд, я еще ничего такого и не сыграл. Когда я смотрю на других актеров, сразу встаю в стойку и говорю себе: "Ну, брат, тебе еще потрудиться надо, чтоб такого добиться".
- Кто же вас способен взбудоражить подобным образом?
- Вот, Сергей Дрейден, например. Я когда увидел его в "Мраморе", просто рот раскрыл от удивления, а еще подумал, что он, наверное, недосягаемый какой-то. А сейчас мы вместе работаем на радио, там вообще чудесная компания подобралась: Баранов, Дежонов, Кузнецов, Захаров... Общение с такими артистами - это такое познание! Работа на радио - тоже своего рода учеба для артиста, а вовсе никакая не халтура, как считают некоторые. Да любая роль - своеобразный способ познания жизни, я в этом убежден. Если честно, то я ведь взялся за Кастанеду прежде всего потому, что ничего в нем не понимал. Главное, о чем пишет этот автор, что человек способен сделать себя хозяином своей судьбы (понятное дело, что речь идет не о карьере, а о том, чтоб не потерять самого себя в круговороте жизни). Я в эту идею всегда подспудно верил, но никогда не мог сказать, что знаю, как именно это делается в реальной жизни. А у Кастанеды герои весь вечер рассуждают на эту тему, из чего, собственно, и состоит наш спектакль.
- Для сегодняшнего зрителя, который в последние годы все чаще и охотней идет в театр, чтобы отдохнуть-развлечься, спектакль-размышление - достаточно серьезное испытание. Вы не боитесь, что публика не захочет напрягаться?
- А чего бояться? Мыслитель-Кастанеда как раз настаивает на том, что не нужно дожидаться какой-то идеальной ситуации в жизни (тем более что таковой в принципе не бывает), чтобы осуществить себя, нужно просто изо дня в день быть собой. В нашем спектакле, который я бы и спектаклем не назвал, а просто - беседой на публике и при пассивном участии публики, мы не пытаемся навязать зрителю какую-то догму, не призываем к тем или иным действиям, мы просто рассуждаем, как оно бывает в жизни с человеком: Почему иногда, при полном внешнем благополучии, человек все же остается отчаянно несчастлив, и - наоборот? На сегодняшний день я не могу похвастаться, что знаю окончательный ответ на этот вопрос, но лично для себя уверен в том, что такие размышления отнюдь не бесполезны. Как говорит вслед за Кастанедой наш режиссер Янковский, атмосфера душевной растерянности, в которую все мы погружены последние годы, рано или поздно, но неминуемо заставит каждого человека сделать выбор, и прежде всего по отношению к самому себе. Мы нашим спектаклем просто начинаем эту тяжкую и требующую тончайшей выделки работу. Эту нашу работу как угодно можно назвать - репетицией, демонстрацией модели определенной ситуации, спектаклем. Хотя все, кто над "Активной стороной бесконечности" трудился и будет продолжать трудиться - и я, и мой партнер по сцене Дмитрий Поднозов, и композитор Сергей Сушко, который каждый раз вживую играет и сочиняет свою музыку, не считаем, что мы играем спектакль в привычном смысле. Мы используем великое преимущество театра перед другими искусствами, а именно - возможность непосредственного общения как между актерами, так и между актерами и зрителями. Сам процесс общения и становится для нас процессом постижения. Как далеко мы зайдем по этому пути, один Бог ведает. Но, как известно, дорогу осилит только идущий, вот мы и отважились попытаться...
2004г.
«Театральный Петербург» №5 апрель 2004г.
Елена Маркова
Многие миллионы зрителей все еще не могут (да и не хотят) смириться с тем, что мента Казановы, столь полюбившегося им по телесериалу "Улицы разбитых фонарей", больше не существует. Не расстраивается по этому поводу, похоже, только один человек - артист, Казанову этого создавший.
С Александром Лыковым мы встретились в театре "Особняк" накануне премьеры спектакля "Активная сторона бесконечности", поставленного по книге Карлоса Кастанеды (режиссер Алексей Янковский), где Лыков играет некоего философа.
Припоминая творческую биографию Лыкова, мы невольно обнаружили странную, и, на первый взгляд, совсем не красящую артиста, закономерность!..
Окончив в 1984 году класс одного из выдающихся мастеров Академии Театрального Искусства - Владимира Викторовича Петрова, Александр Лыков был тут же принят в труппу Театра Ленсовета, где и проработал почти четыре сезона, имея заслуженный успех. А потом вдруг - раз! - и ушел из полного творческого благополучия, как говорится, в никуда... Стал сниматься в кино. Потом опять вернулся в театр, но на этот раз уже в ТЮЗ. Спустя два года ушел и оттуда. Аналогичным образом сложились у него отношения и с Балтийским домом, и с Театром драмы и комедии на Литейном. А совсем недавно, получив предложение от Александринки сыграть Лопахина в "Вишневом саде" (и, как выяснилось, мечтая сыграть эту роль), отказался, даже не приступив к репетициям. Почему?
- Я и сам долгое время не понимал, почему мои отношения с Театром складываются таким прямо-таки нелепым образом: пришел - ушел. Похоже на каприз, правда? Но со временем, когда ситуация стала повторяться, я понял, что для меня Театр - своеобразная форма обучения, и вовсе не только актерской профессии. Ведь сама жизнь так устроена, что время от времени наступают периоды, когда, чтобы не зациклиться (или не омертветь), просто необходимо броситься, как в омут, во что-то неизвестное - поучиться чему-то такому, что тебе еще неведомо. К примеру, научился я вчера, или там неделю тому назад, делать табуретку. Прекрасно. Но ведь это не значит, что теперь до конца жизни я только и буду делать табуретки. Это значит, сегодня надо учиться еще чему-то другому. И так все время.. Вот и с Театром у меня то же самое происходит. Как только, попав в тот или иной театр, я начинаю понимать, что больше не постигаю ничего нового, я должен уйти.
- С нынешним спектаклем по Кастанеде будет то же самое?
- Да, как только я почувствую, что начну играть эту роль, из раза в раз повторяя одно и то же, заведомо зная, что последует дальше, нужно будет признать, что больше, чем я уже познал, осваивая эту роль, я на сегодняшний день познать не могу, и просто вхолостую эксплуатирую уже достигнутое. А это, согласитесь, нечестно...
- Своего мента Казанову вы "бросили" исходя из тех же соображений?
- В общем, да. Мне очень нравилось сниматься в этом сериале. За моим уходом из ментов не стоит никакой особенной интриги. Причина исключительно во мне. Возможно, звучит вызывающе и самонадеянно, но мне все время нужно что-то вроде свободного полета. Я и от Лопахина отказался только потому, что вместе с ролью мне предлагали поступить в штат, а это значит плюс к интересной роли еще и изо дня в день бесконечная рутинная работа по вводам, то есть впихиванию себя в уже готовый рисунок кем-то другим сделанной роли и т.п. А у меня как-то категорически не получается быть не самим собой.
- А как же вам удается , находясь в том самом "свободном полете", обеспечивать семью, ведь у вас двое детей старшеклассников?
- В театре вообще на семью никогда не заработаешь. Зарабатываю я там, где смогу. Не так давно, например, как и многие актеры, я занимался извозом. Сейчас из-за Казановы пришлось от этого дела отказаться - слишком много вопросов пассажиры задают...
- Где вам комфортнее существуется - в театре или в кино и на телевидении?
- Я считаюсь театральным актером, но комфортнее себя чувствую в кино и на телевидении как раз потому, что учился быть театральным актером у замечательного мастера. Нам Петров очень хорошо объяснял про органичное существование актера в роли, когда ты должен все-все проживать "сегодня, здесь, сейчас". К тому же наш мастер очень точно определял природу каждого из своих учеников. Так вот мне он однажды сказал: "Ты, Саша, как-то ухитряешься мощно собираться, играешь, а потом - все куда-то может исчезнуть, как его и не было." Мне запомнились эти его слова, потому что так оно и есть. В театре это может мешать, и не только мне, но и всем остальным участникам спектакля. А в кино и на телевидении это как раз то что надо. Ты один раз выдаешь результат, а дальше - найденное сколько хочешь раз можно прокручивать на экране. В театре такое невозможно, там у артиста совсем другие взаимоотношения с ролью.
- А какая роль у вас самая любимая?
- Это я затрудняюсь сказать. На мой взгляд, я еще ничего такого и не сыграл. Когда я смотрю на других актеров, сразу встаю в стойку и говорю себе: "Ну, брат, тебе еще потрудиться надо, чтоб такого добиться".
- Кто же вас способен взбудоражить подобным образом?
- Вот, Сергей Дрейден, например. Я когда увидел его в "Мраморе", просто рот раскрыл от удивления, а еще подумал, что он, наверное, недосягаемый какой-то. А сейчас мы вместе работаем на радио, там вообще чудесная компания подобралась: Баранов, Дежонов, Кузнецов, Захаров... Общение с такими артистами - это такое познание! Работа на радио - тоже своего рода учеба для артиста, а вовсе никакая не халтура, как считают некоторые. Да любая роль - своеобразный способ познания жизни, я в этом убежден. Если честно, то я ведь взялся за Кастанеду прежде всего потому, что ничего в нем не понимал. Главное, о чем пишет этот автор, что человек способен сделать себя хозяином своей судьбы (понятное дело, что речь идет не о карьере, а о том, чтоб не потерять самого себя в круговороте жизни). Я в эту идею всегда подспудно верил, но никогда не мог сказать, что знаю, как именно это делается в реальной жизни. А у Кастанеды герои весь вечер рассуждают на эту тему, из чего, собственно, и состоит наш спектакль.
- Для сегодняшнего зрителя, который в последние годы все чаще и охотней идет в театр, чтобы отдохнуть-развлечься, спектакль-размышление - достаточно серьезное испытание. Вы не боитесь, что публика не захочет напрягаться?
- А чего бояться? Мыслитель-Кастанеда как раз настаивает на том, что не нужно дожидаться какой-то идеальной ситуации в жизни (тем более что таковой в принципе не бывает), чтобы осуществить себя, нужно просто изо дня в день быть собой. В нашем спектакле, который я бы и спектаклем не назвал, а просто - беседой на публике и при пассивном участии публики, мы не пытаемся навязать зрителю какую-то догму, не призываем к тем или иным действиям, мы просто рассуждаем, как оно бывает в жизни с человеком: Почему иногда, при полном внешнем благополучии, человек все же остается отчаянно несчастлив, и - наоборот? На сегодняшний день я не могу похвастаться, что знаю окончательный ответ на этот вопрос, но лично для себя уверен в том, что такие размышления отнюдь не бесполезны. Как говорит вслед за Кастанедой наш режиссер Янковский, атмосфера душевной растерянности, в которую все мы погружены последние годы, рано или поздно, но неминуемо заставит каждого человека сделать выбор, и прежде всего по отношению к самому себе. Мы нашим спектаклем просто начинаем эту тяжкую и требующую тончайшей выделки работу. Эту нашу работу как угодно можно назвать - репетицией, демонстрацией модели определенной ситуации, спектаклем. Хотя все, кто над "Активной стороной бесконечности" трудился и будет продолжать трудиться - и я, и мой партнер по сцене Дмитрий Поднозов, и композитор Сергей Сушко, который каждый раз вживую играет и сочиняет свою музыку, не считаем, что мы играем спектакль в привычном смысле. Мы используем великое преимущество театра перед другими искусствами, а именно - возможность непосредственного общения как между актерами, так и между актерами и зрителями. Сам процесс общения и становится для нас процессом постижения. Как далеко мы зайдем по этому пути, один Бог ведает. Но, как известно, дорогу осилит только идущий, вот мы и отважились попытаться...
2004г.