Репертуар
Спектакль "Машина едет к морю"
«Машина едет к морю…», интервью с А. Янковским
2016-10-06 • qkempek (qkempek)
«Мир— это не картинка за твоим окном. Мир велик и многогранен.»
Алекс Бьёрклунд. «Машина едет к морю»

Каждый раз, когда вы попадаете в театр, вы встречаетесь с чудом. Так или иначе, это чудо живет здесь. Потому что вы приходите в театр, как на исповедь, ищете там отражение самих себя. И вам кажется, что это все не про вас, а про кого-то другого. А вы смотрите на это, потому что купили билет. Но потом, вдруг, забываете об этом.

Такой магией обладает только театр. И тогда, когда играют настояшие актеры. Есть в Санкт-Петербурге театр «Особняк». Там очень все по-домашнему, но каждый раз в очень маленьком пространстве и живет чудо. А в этот раз еще удивительнее, я попала на предпоказ спектакля режиссера Алексея Янковского по пьесе Алекса Бьёрклунда «МАШИНА ЕДЕТ К МОРЮ».

В этом спектакле играет трое. Артисты Анатолий Хропов, Дмитрий Поднозов и Алиса Олейник. Театральный минимализм спектакля не дает зрителю отвлечься на детали. Все действие происходит в одном мгновении и на твоих глазах разворачивается драма. А в какой-то момент вдруг приходит ощущуение, что это драма всеобщая, человеческая.

После показа я взяла небольшое интервью у режиссера Алексея Янковского.

— Главный вопрос заключается в том, про что этот спектакль. Может быть есть ваши какие то версии. Или, если вы не хотите об этом говорить, тогда просто обозначить зачем и кому нужен ваш спектакль? Какая идея сподвигла вас показать именно этот «кусочек жизни» зрителю? Хочется услышать вашу версию.


— Алексей: У меня нет версий. Мне понравилась пьеса и это моя основная версия, основная. А потом, когда человек задает себе вопрос: «Зачем я это делаю?», он уходит из жизни. Для меня нет такого вопроса. Ну то;есть как, это наша жизнь. Мы все видим, но ничего не понимаем.

— Это какой-то гротеск?

— Какой гротеск, нет. Как можно, когда наша жизнь превращена в гротеск, показывать гротеск? Это мы;на сегодняшний день.

— Там просто присутствуют телевизионные, новостные вставки о войне в Сирии так далее.

— Ну и что, это же так иесть.

— Они абстрактно там присутствуют?

— Телевидение присутствует нашей жизни и оно присутствует абстрактно. Так же как и в пьесе.

— А как вы относитесь к телевидению вообще?

— Я не знаю что это такое.

— У вас дома нет телевизора?

— Есть. Но ;это как камин, знаете? Когда дрова горят иитам сгорает ненужное. Но
никакой основной функции он не несет. Как сейчас многие потеряли свою функцию, потому что если есть телевидение, ноионо отказывается выполнять свою функцию, тоиего просто нет. Но и современный театр иногда превращают в официанта. Актеры становятся официантами. На сегодняшний день очень трудно достучаться до зрителя, поскольку публика отказывается смеяться над собой. Она готова смеяться над кем угодно, даже им нравится, когда у актера не получается.

— Ну вот, а сегодняшний показ, как вы считаете, у ваших актеров получилось или не все?

— Конечно, как и в нашей жизни. Что-то получается, а что-то нет. Ну вот то, что вы увидели, вы это увидели. Если не увидели, то и не увидели. Потому что не видение одного, не исключает видение другого. Мы же теперь не цельное общество. Понимаете, у каждого свое мнение.

— А мне кажется, что всегда так было. Разве нет?

— Нет, не всегда. Театр придумали древние греки. Они считали что, как совместные заседания в государственном совете так и совместный просмотр чего-то сплачивает нас.

— У меня есть свое, личное мнение по поводу этого спектакля. Поскольку я немного знаю артистов, я знаю направление в котором они работали раньше. Допустим, Алиса Олейник она актер физического театра в основном. Здесь она заговорила, но языком мальчика аутиста. Я просто вижу здесь некоторую аллегорию, притчу что ли. Или это все же мое личное больше понимание этого не было заложено в структуру спектакля?

— Это заложено в пьесу. Конечно, это притча. Это на уровне Сартра, но это театр. Мы же пока не знаем что это. Каждый раз будет получаться что-то разное. Они же в живую играют. Это происходит здесь и сейчас. Каждый раз зритель будет видеть свою историю, или не будет ее видеть.

— То есть, каждый раз она будет немножко другая?

— Конечно. Потому что мир с каждым днем меняется.

— Наверное, как раз об этом ваш спектакль? Что мир меняется, а мы этого не замечаем. Или все-таки это не та версия?

— Мы не видим, что это и есть наша жизнь. На ;самом деле, пока человек не вернется к простым и банальным вещам он не будет жить. Он будет жить чужими жизнями. Чем угодно, футболоми политикой, лиш бы не своей жизнью.

— А что такое, «своя жизнь»?

— Своя жизнь, он же говорит там, в спектакле. В этом мире нам негде проявить свои лучшие, человеческие качества. И здесь у нас, ты проявляешь свои лучшие качества, потому что тебе их негда больше проявить. А когда человеку не дают проявить свои лучшие качества, он опускается. Человек перестает быть человеком, и не выполняет свои человеческие функции. Так как зверем он уже стать не может, он может либо подняться либо упасть ниже, но зверем уже не станет никогда. Зверь невинное существо. Потому что только человеку дано осознание своих поступков.

— То, как вы живете это и есть ваша жизнь. Мне в этом случае интересно, что вы увидели. У вас же возникали свои ассоциации.

— То есть, это больше ассоциативный театр?


— Любой нормальный театр он образный и ассоциативный. Если у вас возникает образ, тогда да.

— А были ли у вас свои задумки или идеи? Все равно, любой режиссер вкладывает что-то свое.

— Да, были, но я отказался от них, потому что в спектакле играют прекрасные артисты. Которых не надо прикрывать чем-то другим.

— То есть, именно они создают историю? А вы, просто наблюдаете за процессом?

— Да, конечно. Это их заслуга.

— И вы ими не руководите?

— Мы и в жизни своей ничем не руководим, это нам только кажется. Как сказано в дао дэ цзине: «Руководить большим государством, это все равно, что варить мелкую рыбу». Мы же ;думаем, что это мы управляем, а это «нас варят».

— А у вас не было в процессе подготовки спектакля каких то проблем?

— Я не готовлю спектакль. я его выращиваю. Заставляю зрителя, чтобы он пошел с нами в лес, намочил там ноги. Как там, можно убить оленя в лесу, набить его соломой и каждый раз его показывать. А можно заставить зрителя пойти в лес, туда, где они, может быть водятся. И не факт, что олень к нам выйдет. А может только мелькнет, но публика должна совершить это путешествие.

— Но ее очень трудно заставить, вот в чем вопрос. Все хотят комфорта и покоя. То есть никто не хочет жить. Сейчас люди отказываются от жизни.

— То есть нужно на вашем спектакле нужно выходить из зоны комфорта?

— Ну знаете, кто отказывается от подвига, тот отказывается от жизни.

— То есть нужно совершить подвиг?

— Я считаю это подвиг, что ними произошло. На сегодняшний день, это то, что никому не надо.

— Почему?

— Я не знаю почему.

— Может наоборот, это всем надо?

— Это нужно единицам. Все остальные от этого отказываются.

— На самом деле, это все про подвиг?

— Жизнь человеческая сама по себе подвиг. И я вам скажу, как написано ум Шекспира -это для людей. Не надо их путать с кем-то другим. Потому что и раб бывает счастлив.

— Какова все-таки ваша задача? Каждый выходя отсюда должен подумать про подвиг?

— Вы посмотрев спектакль, вы же думали о чем-то. Я же не зритель, я не знаю о чем он может думать или не думать, выходя отсюда. Я не знаю, думает ли он вообще. Я то репетирую, виижу ошибки актеров. Как и что.

— А какие ошибки были у актеров? Если можно об этом говорить.

— Их ошибки сегодня, завтра станут уже не ошибками. Каждый раз вы засыпаете и забываете о том, что вы ;живете на космическом корабле. Он летит и завтра вы проснетесь в совершенно другом мире.

— Это точно.

— И что там будет, никто не знает. Поэтому, если вас заставили о чем-то размышлять, это уже хорошо. Я не препарирую никогда, когда уже есть спектакль. Я не размышляю, мало ли чего я хотел. Вы видите, то что видели. Но, я считаю, что игра в этом спектакле — это актерский подвиг.

— А как вы думаете, сколько времени он будет жить?

— Столько, сколько ему положено. Вы же не знаете, сколько вы будете жить?

Это такой же живой организм. Смешно об этом говорить. Один раз состоявшись, он уже останется и будет расти. Как дите, когда оно рождается, вы же не знаете кем он будет.

— Конечно, загадка природы.

— Поэтому, посмотрим. Наше дело, мы, как родители, наше дело воспитать, заботиться о нем. Как говорится, борьба за спектакль начинается тогда, когда он уже выпущен, а не тогда, когда ты его репетируешь. Также, как вы волнуетесь за своего ребенка. Рождение ребенка, оно всегда трудно проходит. Никогда не угадаешь, что там дальше.

— А тяжело вам было? Что вы для самого себя открыли, создавая спектакль?

— Мы же смотрим по факту. Для меня самое главное открытие — это три прекрасных артиста. Сейчас же артистов очень мало, их просто единицы. И людей мало, тех, кто задает себе какие-то вопросы. А масса, она везде масса.

— Так это всегда так было, разве нет?

— Да, всегда так и будет, видимо. Было, есть и будет. Мир меняется, а человек нет. Поэтому и адлежности. Это как зоопарк, вы приходите посмотреть на людей, почему они так себя ведут. Вы видите их волевые усилия, и создаете свое представление об этом.

А то что мы думаем, мало ли что человек думает. Главное, что мы дошли до выпуска. А мало ли, что там было.

— А сколько времени вы шли к этому спектаклю?

— Мы шли полгода.

— Это немного.

— При нынешних скоростях много. Потому что время идет настолько быстро, что сегодня уже может стать вчера. И спектакль существует лишь в тот момент, когда его играют артисты. Кончился спекталь — его нет. Если они не будут его играть, его не будет. Это не картина, понимаете?

— Вы считаете, что театр он важен, поскольку происходит прямое взаимодействие со зрителем? Это напрямую касается «Особняка», конкретно. Здесь актер и зритель очень близко друг от друга. Нет рампы, нет еще чего-то, по сути несколько шагов до происходящего действия. Вы считаете это очень важно? Или что важно в театре?

— В театре важен только театр. У него есть свои законы. А у зрителя свои.

— Главный закон театра для вас в чем?

— Для меня всегда важно действие. А какой жанр неважно. Девушки же разные, по разному одеты. Театр это единый организм, который сейчас растащили на клочки. В хорошем спектакле возникает такая энергия как у Полунина, хотя это могут быть разные жанры. Поэтому я пока не знаю. Вы у меня спрашиваете кем он будет. Кем он родился, а я не знаю. Я не знаю, какое он место займет. Это его судьба, которую я не придумаю и не вмешиваюсь, потому что мы всегда придумываем судьбу своим детям.

— То есть, вы не будете им руководить? Он будет сам расти?

— Я буду ему помогать расти.

— А как-то менять его?

— Ну, а как меняется дерево, изнутри же толчок идет. когда яйцо разбивается извне, оно гибнет, изнутри — рождается жизнь.

— А предположим родители — деспоты, им не нравится их ребенок и они начинают его менять.

— Нет я не насильственный человек. Ничего вообще не происходит насильно. То что делается так, это искусственно. Театр бывает разным. В театре ничего нельзя сделать при помощи силы. Актер должен превратить вас в зрителя, как бы в до этого не назывались. Если это происходит, то хорошо, если нет, то у нас претензии только к самим себе, а не к публике. Поэтому мы любим зрителя.

А если для не что-то не то, то значит мы что-то не дотянули. Потому что, как растет роза, Сначала вырастает зелененький листочек, а вы говорите, а где роза? Пройдет месяц, два, три, наступит лето и она расцветет. Поэтому нельзя дергать, ведь можно выдернуть основное, так и в жизни все происходит.

Хотя вам всегда будет казаться, что все происходит медленно. И то, что вы увидели здесь. Иногда бывают спектакли, которые «догоняют».Зритель может сказать, ой фигня какая. А через месяц, вдруг вспомнит или не через месяц. Мы говорим вам, чтобы вы не говорили, что мы вам не говорили. И мы выполняем свою функцию. Но никак не связанную со зрителем, связанную с театром. А публика связана с местом, куда она приходит, чтоб увидеть какое-то действие, и натолкнуть нас на какие-то размышления.

Все люди на Земле похожи. Поэтому, когда что-то касается вас лично, вы не будете ничего рассказывать. И вы в этом случае придумываете свою историю. Так что придумайте нам историю. Придумайте нас.

На самом деле, ничего придумывать не нужно. Нужно просто все увидеть своими глазами.
Сегодня была премьера, а 7 и 8 октября вы сможете сами узнать всю правду об этом спектакле.