Репертуар
Спектакль "Машина едет к морю"
«Машина едет к морю». Пьеса «Алекса фон Бьёрклунда».
Театр «Особняк» и Театральная мастерская АСБ.
Режиссер Алексей Янковский.
К этому морю, заметим, театр едет все годы своего существования особняком. Пьеса екатеринбургского автора, скрывающегося под затейливым псевдонимом «Алекс фон Бьёрклунд», таким образом, оказалась «по пути». Очень небольшая площадка тут — попытка свободы, художественной и человеческой. Маленькая сцена, как уже приходилось говорить, разверзается целыми мирами. Попытка свободы честная, без лишней наивности и позы. Потому-то парадигма экзистенциального абсурда неизбывна и непреодолима в постановках этого театра. Органична, одним словом. Хоть классики Беккет или Ионеско, хоть новейшая драматургия, хоть композиции по Чехову и Достоевскому. Первые давно и решительно (тогда это было открытием) привиты современному сознанию актера и зрителя. Большая традиция просвечивает сквозь любой материал свободно, минуя ложную многозначительность. Артистизм актеров «Особняка» — Дмитрия Поднозова, Натальи Эсхи, Алисы Олейник — и состоит в экзистенциальной иронии, ноте высокого абсурда, — с каким бы материалом они ни выходили к зрителю. Их мир объемен, существует в разных жанрах, в разных фактурах, ведь режиссура здесь входит в резонанс с артистами, с пространством.
Алексей Янковский в компании «Особняка» давно свой. Пьесу Алекса фон Бьёрклунда он поставил в екатеринбургском театре «Волхонка» год назад (автор принадлежит уральской школе). Сюжет о трех недотепах (говоря словом Фирса) или высокий абсурд, отчаянная попытка преодолеть «тошноту» бытия? Что такое это трио персонажей: слепой Старик, аутичный Мальчик, простодушный до ужаса Дворник? В «Особняке» (в отличие от «Волхонки», судя по прессе) у этого трио есть опора, как в музыке бывает бас профундо. Это Мальчик Виктор.
Его играет Алиса Олейник. Актриса пришла в драму из DEREVO и АХЕ, пластическая изощренность ее существования на сцене известна. Здесь Мальчик сидит на низком стульчике и сосредоточенно рисует что-то, хотя зрители еще только занимают свои места. Пластический рисунок «свернут» до абсолютного минимума, но это партитура. Сосредоточенность персонажа и артистки воздействуют сильно, зал не расслабляется ни на минуту. Виктор достает карандаши из пакета, выбирает нужный. Это действия ребенка — и это театральный ритуал. Смысл его «вырисуется» к концу действия. Мы не видим, над чем именно трудится ребенок, зато видим минималистичный и крайне выразительный рисунок его действий, видим и слышим, как ложатся штрихи на бумагу. В этом занятии проходит большая часть сценического времени у героя Алисы Олейник.
Дмитрий Поднозов начинает свою партию с высокой ноты гнева и отчаяния, давно владеющих его персонажем. «Виктор! Ты где? Говори со мной!» — слепой Старик с огромным трудом пробивается сквозь всепоглощающую сосредоточенность Мальчика. Те односложные реплики, что Виктор редкими квантами посылает вовсе не деду — в пространство, одновременно яростны и обесцвечены, что входит в жуткое противоречие со словами: «Солнце. Я рисую Солнце. Солнце красное». (Или: «Тушеная капуста. Капуста!») Нужно сказать, что эти реплики у Алисы Олейник — такие узнаваемо детские в своей безапелляционности — ухают в сценической тишине, как те самые, от Мейерхольда, «капли, падающие в глубокий колодезь».
К интересно спланированному постановщиками голосоведению надо еще прибавить фрагмент радионовостей, синхронных дню текущего спектакля. Он вписывается устрашающе идеально. И вот, наконец, на сцену является третий персонаж, Дворник (Анатолий Хропов). Устанавливается трехголосие: упомянутое гомерическое простодушие Дворника, приходящего к соседям со своей ежедневной тушеной капустой, изливается в тщетной попытке противопоставить простую обыденную логику смурной паре соседей. Но где ему! Он срывается, посылает в нокаут Старика. Алиса Олейник пытается спустить рукава — Мальчик не хочет прикасаться к дедушке руками. Но это и блестящий пластический этюд, предваряющий катартический, в самом деле, финал.
Вот уже все понимают ужас своего положения в этом замкнутом, как ловушка, мире, вот уже они решают отправиться на машине, едва ли не той, что нарисовал Виктор, к морю. Мальчик уже готов, он оделся! За рулем будет слепой Старик. Смешно. И вот все трое остаются на месте. Но это новый виток их отношений. Они уже вырвались. Они вернулись к той же точке все-таки другими.
Комментарии (1)
Л.Т. (16.10.2016 в 12:31):
И правда, путь, поиск пути – ключевое в лексиконе "Особняка". Интонации этих путешественников не обманывают – за то и любим. Движение в сторону от проповеди, пафоса – за ним и ходим на Каменноостровский.
Сегодняшняя молчаливая мизансцена финала действует очень сильно – примиряет стилистический разнобой, который, конечно, скоро уйдёт. Последние минуты действия похожи на хрупкую арку, спустившуюся из "Валентинова дня" Алексея Янковского в театре на Фонтанке. Та же ситуация открытости космическому гулу, волнам барочной музыки. И ещё более щемящий вопрос: а ждут ли нас там – на Марсе ли, или у моря? Заодно – и в цветущем каштанами Киеве Аллы Соколовой, чьи "Фантазии Фарятьева", наверное, окликает текст Алекса Бьёрклунда помимо очевидных параллелей с Беккетом.
Алиса Олейник дышит в пространстве "Особняка" всё свободнее от спектакля к спектаклю. Поразительна интуиция Янковского в отношении актрис. Жест Виктора, разметавшего по лицу волосы, прежде, чем застыть в финале, полон какой-то вакхической силы – и окончательно стирает с роли приметы возраста, пола. Кажется, к взмаху этих прозрачных рук и устремляется полуторачасовая композиция. Трое странников, замерших на пороге. "…покидая эту землю, обещали мы, Что на Марсе будут яблони цвести"
Театр «Особняк» и Театральная мастерская АСБ.
Режиссер Алексей Янковский.
К этому морю, заметим, театр едет все годы своего существования особняком. Пьеса екатеринбургского автора, скрывающегося под затейливым псевдонимом «Алекс фон Бьёрклунд», таким образом, оказалась «по пути». Очень небольшая площадка тут — попытка свободы, художественной и человеческой. Маленькая сцена, как уже приходилось говорить, разверзается целыми мирами. Попытка свободы честная, без лишней наивности и позы. Потому-то парадигма экзистенциального абсурда неизбывна и непреодолима в постановках этого театра. Органична, одним словом. Хоть классики Беккет или Ионеско, хоть новейшая драматургия, хоть композиции по Чехову и Достоевскому. Первые давно и решительно (тогда это было открытием) привиты современному сознанию актера и зрителя. Большая традиция просвечивает сквозь любой материал свободно, минуя ложную многозначительность. Артистизм актеров «Особняка» — Дмитрия Поднозова, Натальи Эсхи, Алисы Олейник — и состоит в экзистенциальной иронии, ноте высокого абсурда, — с каким бы материалом они ни выходили к зрителю. Их мир объемен, существует в разных жанрах, в разных фактурах, ведь режиссура здесь входит в резонанс с артистами, с пространством.
Алексей Янковский в компании «Особняка» давно свой. Пьесу Алекса фон Бьёрклунда он поставил в екатеринбургском театре «Волхонка» год назад (автор принадлежит уральской школе). Сюжет о трех недотепах (говоря словом Фирса) или высокий абсурд, отчаянная попытка преодолеть «тошноту» бытия? Что такое это трио персонажей: слепой Старик, аутичный Мальчик, простодушный до ужаса Дворник? В «Особняке» (в отличие от «Волхонки», судя по прессе) у этого трио есть опора, как в музыке бывает бас профундо. Это Мальчик Виктор.
Его играет Алиса Олейник. Актриса пришла в драму из DEREVO и АХЕ, пластическая изощренность ее существования на сцене известна. Здесь Мальчик сидит на низком стульчике и сосредоточенно рисует что-то, хотя зрители еще только занимают свои места. Пластический рисунок «свернут» до абсолютного минимума, но это партитура. Сосредоточенность персонажа и артистки воздействуют сильно, зал не расслабляется ни на минуту. Виктор достает карандаши из пакета, выбирает нужный. Это действия ребенка — и это театральный ритуал. Смысл его «вырисуется» к концу действия. Мы не видим, над чем именно трудится ребенок, зато видим минималистичный и крайне выразительный рисунок его действий, видим и слышим, как ложатся штрихи на бумагу. В этом занятии проходит большая часть сценического времени у героя Алисы Олейник.
Дмитрий Поднозов начинает свою партию с высокой ноты гнева и отчаяния, давно владеющих его персонажем. «Виктор! Ты где? Говори со мной!» — слепой Старик с огромным трудом пробивается сквозь всепоглощающую сосредоточенность Мальчика. Те односложные реплики, что Виктор редкими квантами посылает вовсе не деду — в пространство, одновременно яростны и обесцвечены, что входит в жуткое противоречие со словами: «Солнце. Я рисую Солнце. Солнце красное». (Или: «Тушеная капуста. Капуста!») Нужно сказать, что эти реплики у Алисы Олейник — такие узнаваемо детские в своей безапелляционности — ухают в сценической тишине, как те самые, от Мейерхольда, «капли, падающие в глубокий колодезь».
К интересно спланированному постановщиками голосоведению надо еще прибавить фрагмент радионовостей, синхронных дню текущего спектакля. Он вписывается устрашающе идеально. И вот, наконец, на сцену является третий персонаж, Дворник (Анатолий Хропов). Устанавливается трехголосие: упомянутое гомерическое простодушие Дворника, приходящего к соседям со своей ежедневной тушеной капустой, изливается в тщетной попытке противопоставить простую обыденную логику смурной паре соседей. Но где ему! Он срывается, посылает в нокаут Старика. Алиса Олейник пытается спустить рукава — Мальчик не хочет прикасаться к дедушке руками. Но это и блестящий пластический этюд, предваряющий катартический, в самом деле, финал.
Вот уже все понимают ужас своего положения в этом замкнутом, как ловушка, мире, вот уже они решают отправиться на машине, едва ли не той, что нарисовал Виктор, к морю. Мальчик уже готов, он оделся! За рулем будет слепой Старик. Смешно. И вот все трое остаются на месте. Но это новый виток их отношений. Они уже вырвались. Они вернулись к той же точке все-таки другими.
Комментарии (1)
Л.Т. (16.10.2016 в 12:31):
И правда, путь, поиск пути – ключевое в лексиконе "Особняка". Интонации этих путешественников не обманывают – за то и любим. Движение в сторону от проповеди, пафоса – за ним и ходим на Каменноостровский.
Сегодняшняя молчаливая мизансцена финала действует очень сильно – примиряет стилистический разнобой, который, конечно, скоро уйдёт. Последние минуты действия похожи на хрупкую арку, спустившуюся из "Валентинова дня" Алексея Янковского в театре на Фонтанке. Та же ситуация открытости космическому гулу, волнам барочной музыки. И ещё более щемящий вопрос: а ждут ли нас там – на Марсе ли, или у моря? Заодно – и в цветущем каштанами Киеве Аллы Соколовой, чьи "Фантазии Фарятьева", наверное, окликает текст Алекса Бьёрклунда помимо очевидных параллелей с Беккетом.
Алиса Олейник дышит в пространстве "Особняка" всё свободнее от спектакля к спектаклю. Поразительна интуиция Янковского в отношении актрис. Жест Виктора, разметавшего по лицу волосы, прежде, чем застыть в финале, полон какой-то вакхической силы – и окончательно стирает с роли приметы возраста, пола. Кажется, к взмаху этих прозрачных рук и устремляется полуторачасовая композиция. Трое странников, замерших на пороге. "…покидая эту землю, обещали мы, Что на Марсе будут яблони цвести"