«Кто держит паузу?»
Ольга Скорочкина
На фестивале современной пьесы "Новая драма" Санкт-Петербургский театр "Особняк" показал спектакли "Активная сторона бесконечности" и "Я... она... не я... и я".
Обе пьесы написал Клим, известный московский отшельник, театральный идеалист, режиссер и драматург, сочиняющий свой "магический театр" как особое пространство для игры снов.
Два спектакля, поставленных Алексеем Янковским по пьесам Клима в "Особняке", находятся как бы на обочине петербургского театрального процесса. Впрочем, назвать их маргинальными не поворачивается язык: кто сказал, что центр театральной Вселенной — на сценах академических репертуарных театров? Дух театра, как известно, не спрашивает, где ему поселиться. Между тем наутро исполнители не проснутся знаменитыми, и не им будут над ухом бряцать золотые погремушки "Софитов", "Масок" и других наград. И не потому, что "Особняк" с его крошечным залом на Петроградской стороне, давно ставший признанным очагом театрального авангарда, не входит в систему государственных театров. Также и не потому, что играют их два никому не известных любителя (напротив, Александр Лыков и Дмитрий Поднозов — актеры заслуженно высокой репутации). Но их работы стоят особняком в театральном мире: их спектакли — диссидентство и лабораторные опыты, способные в условиях подвального "глинозема" открыть новую театральную землю. Просвещенных эти спектакли немедленно взяли в плен. На них собирается особенная публика: имена Мартина Бубера и Карлоса Кастанеды на афишах явно озадачат и отвадят любителей бесхлопотно провести вечер.
Но дело тут не в Бубере, и не в Кастанеде. Обе пьесы написал Клим. Он давно "перекладывает" чужие слова на собственную музыку речи: ставя спектакли, переписывал Шекспира, Моэма, Конгрива, О'Нила. Вот и на этот раз, вступив в диалог с двумя знаменитыми философами, Клим оттолкнулся от их тем, вариаций — и написал сочинения, где бесстрашно разыграл сцены собственной внутренней жизни. Он дал артистам слова, настроения, темы, с которыми можно сыграть свое заветное "быть или не быть". Если быть — то кем, каким и ради чего пребывать на сцене. Каковы твои взаимоотношения с персонажем, партнером, с самим собой, своим искусством и судьбой. Клим дал артистам шанс преодолеть в игре видимые границы жизни, сделать это смыслом сценической игры. Они отработали этот шанс достойно.
Спектакль "Я... она... не... я" (другое название — "План побега") — блистательно осуществленный Александром Лыковым побег из собственной популярной киномаски. Он снял с себя опостылевшую шкуру Казановы из "Улицы разбитых фонарей", надел тюремное — и шагнул из целлулоидного рая телеящика под неподкупный свет театрального софита. Это был рискованный шаг: сыграть один на один с публикой пьесу, не похожую ни на что на свете. Что это за театр? Что за язык? Бог его знает. Сбивчивый, горячечный, как бы в бреду, заикающийся монолог. Когда распалась связь не только времен, но и всего на свете — связь человека с самим собой, своей душой, Богом, другим человеком, любимой — человек эту связь пытается найти.
В "Активной стороне бесконечности" героев мучает вопрос: зачем здесь публика? Чего она от нас ждет? Зачем люди вообще ходят в театр? "Чтобы испытать свои чувства", — подсказывает им голос Клима. Два бродяги, два вечных "пасынка судьбы" (один — в рваной кожанке, другой — в каком-то ватнике), два друга, два смертельных врага ведут тайную битву, энергетическую "перестрелку". Они говорят, будто не слыша друг друга, на самом деле слыша обостренно и наперед. Иногда они замолкают и мы слушаем напряженную тишину. Артист Лыков может взять паузу и молчать пять, семь, десять бесконечных минут сценического времени. Один простодушный зритель не выдержал: "Может, артист слова забыл?". Артист не забыл. Артисты на наших глазах как бы вспоминают — не слова — себя. "Я могу говорить" и сказать наконец, как будто это не Клим для тебя написал, а у тебя здесь, сейчас, при этих людях родилось. А потом вдруг начать танцевать — странно, неистово — и так, будто и не балетмейстер тебе это поставил (а балетмейстера, разумеется, никакого и не было), а какая-то неведомая сила тебя ведет, пусть кривыми неправильными путями, но туда, где ты сам себе равен, прекрасен и свободен. Где ты в очередной раз жив.
2002г.
Ольга Скорочкина
На фестивале современной пьесы "Новая драма" Санкт-Петербургский театр "Особняк" показал спектакли "Активная сторона бесконечности" и "Я... она... не я... и я".
Обе пьесы написал Клим, известный московский отшельник, театральный идеалист, режиссер и драматург, сочиняющий свой "магический театр" как особое пространство для игры снов.
Два спектакля, поставленных Алексеем Янковским по пьесам Клима в "Особняке", находятся как бы на обочине петербургского театрального процесса. Впрочем, назвать их маргинальными не поворачивается язык: кто сказал, что центр театральной Вселенной — на сценах академических репертуарных театров? Дух театра, как известно, не спрашивает, где ему поселиться. Между тем наутро исполнители не проснутся знаменитыми, и не им будут над ухом бряцать золотые погремушки "Софитов", "Масок" и других наград. И не потому, что "Особняк" с его крошечным залом на Петроградской стороне, давно ставший признанным очагом театрального авангарда, не входит в систему государственных театров. Также и не потому, что играют их два никому не известных любителя (напротив, Александр Лыков и Дмитрий Поднозов — актеры заслуженно высокой репутации). Но их работы стоят особняком в театральном мире: их спектакли — диссидентство и лабораторные опыты, способные в условиях подвального "глинозема" открыть новую театральную землю. Просвещенных эти спектакли немедленно взяли в плен. На них собирается особенная публика: имена Мартина Бубера и Карлоса Кастанеды на афишах явно озадачат и отвадят любителей бесхлопотно провести вечер.
Но дело тут не в Бубере, и не в Кастанеде. Обе пьесы написал Клим. Он давно "перекладывает" чужие слова на собственную музыку речи: ставя спектакли, переписывал Шекспира, Моэма, Конгрива, О'Нила. Вот и на этот раз, вступив в диалог с двумя знаменитыми философами, Клим оттолкнулся от их тем, вариаций — и написал сочинения, где бесстрашно разыграл сцены собственной внутренней жизни. Он дал артистам слова, настроения, темы, с которыми можно сыграть свое заветное "быть или не быть". Если быть — то кем, каким и ради чего пребывать на сцене. Каковы твои взаимоотношения с персонажем, партнером, с самим собой, своим искусством и судьбой. Клим дал артистам шанс преодолеть в игре видимые границы жизни, сделать это смыслом сценической игры. Они отработали этот шанс достойно.
Спектакль "Я... она... не... я" (другое название — "План побега") — блистательно осуществленный Александром Лыковым побег из собственной популярной киномаски. Он снял с себя опостылевшую шкуру Казановы из "Улицы разбитых фонарей", надел тюремное — и шагнул из целлулоидного рая телеящика под неподкупный свет театрального софита. Это был рискованный шаг: сыграть один на один с публикой пьесу, не похожую ни на что на свете. Что это за театр? Что за язык? Бог его знает. Сбивчивый, горячечный, как бы в бреду, заикающийся монолог. Когда распалась связь не только времен, но и всего на свете — связь человека с самим собой, своей душой, Богом, другим человеком, любимой — человек эту связь пытается найти.
В "Активной стороне бесконечности" героев мучает вопрос: зачем здесь публика? Чего она от нас ждет? Зачем люди вообще ходят в театр? "Чтобы испытать свои чувства", — подсказывает им голос Клима. Два бродяги, два вечных "пасынка судьбы" (один — в рваной кожанке, другой — в каком-то ватнике), два друга, два смертельных врага ведут тайную битву, энергетическую "перестрелку". Они говорят, будто не слыша друг друга, на самом деле слыша обостренно и наперед. Иногда они замолкают и мы слушаем напряженную тишину. Артист Лыков может взять паузу и молчать пять, семь, десять бесконечных минут сценического времени. Один простодушный зритель не выдержал: "Может, артист слова забыл?". Артист не забыл. Артисты на наших глазах как бы вспоминают — не слова — себя. "Я могу говорить" и сказать наконец, как будто это не Клим для тебя написал, а у тебя здесь, сейчас, при этих людях родилось. А потом вдруг начать танцевать — странно, неистово — и так, будто и не балетмейстер тебе это поставил (а балетмейстера, разумеется, никакого и не было), а какая-то неведомая сила тебя ведет, пусть кривыми неправильными путями, но туда, где ты сам себе равен, прекрасен и свободен. Где ты в очередной раз жив.
2002г.