«Здравствуй и прощай»
«Театральный Петербург»
05.01.2002 г. Екатерина Левина
Атол Фугард - драматург из ЮАР пользуется заслуженной известностью. Его пьесы, совершенно органично вошедшие в мировой репертуар, не раз шли и на петербургской сцене. В Александринском театре скоро состоится премьера спектакля Алексея Янковского "Здравствуй и прощай..." по пьесе Фугарда "Джонни и Хэс".
...Место действия - маленький городок-порт Элизабет в Южно-Африканской республике. Герои - встретившиеся после долгой разлуки - брат и сестра, Джонни и Хэс, одинокие отчаявшиеся люди, которых связывают сложные противоречивые чувства не то любви, не то ненависти... В этих отношениях есть многое, нет одного - равнодушия.
Все люди несовершенны, говорит в своих пьесах Атол Фугард. Все они боятся жить, боятся быть самими собой, бывают жестоки и несправедливы. Но несмотря на внутреннее одиночество и неприкаянность, каждый человек хочет любить и быть любимым. Другой вопрос, всегда ли эта мечта достижима, всегда ли хватает у нас душевных сил на преодоление ставшего привычным эгоизма? В спектакле по такой пьесе нельзя играть отстраненно, рассудочно. Перед премьерой мы встретились с артистами, занятыми в спектакле: Дмитрием Сутыриным и Екатериной Унтиловой, актрисой Молодежного театра.
- Чьей идеей, вашей или Алексея Янковского, было начать работу над спектаклем "Здравствуй и прощай..." по пьесе Атола Фугарда "Джонни и Хэс"?
Дмитрий Сутырин : Скорее это идея режиссера Янковского. Для него наш спектакль - не единственная встреча с творчеством этого замечательного драматурга. Несколько лет тому назад, в Театре сатиры он поставил свой первый спектакль по Фугарду: "Там живут люди". В нем он использовал отрывки из других произведений этого же драматурга, в частности и из "Джонни и Хэс". Потом у Алексея были опыты с текстами Атола Фугарда в театре "Особняк"... Так что нельзя сказать, что это новый материал для него, скорее "Здравствуй и прощай..." станет своеобразным возвращением к этому автору. Но если уходить в метафизику, то ведь не человек выбирает пьесу, а пьеса выбирает человека. Так и наши роли нас выбрали.
Екатерина Унтилова: То, что мы смогли работать с этим замечательным текстом, причем репетировать с таким талантливым режиссером - уже большая удача. Для нас время работы над спектаклем стало очень насыщенным, парадоксальным и непредсказуемым временем. Тот материал, который предложил нам Алексей, содержит столько всего... Атол Фугард - просто великолепный драматург, и для меня - величина, сходная с Теннесси Уильямсом.
- А что вас заинтересовало в пьесе в первую очередь? Ведь возможны разные толкования... Мне она, например, показалась страшной, безнадежной, тяжелой, но могут быть и другие трактовки... Какой пьеса стала для вас?
Е.У. : Мне очень странно слышать эпитеты "страшный", "безнадежный", "тяжелый" - я ее вижу совсем по-другому!
Д.С. : Да, я уже сталкивался с подобными оценками пьесы, возможно, они в какой-то мере и верны, но лично я воспринимаю ее совершенно иначе.
Е.У. : Вы знаете, один режиссер скажет, что он не может ставить Достоевского, что его произведения страшные и тяжелые, а другой, открывает книгу и видит в ней свет. Все зависит от ракурса!
- Так что видите вы?
Е.У. : Я вижу свет.
- В чем он?
Е.У. : Там есть надежда!
Д.С. : Для меня очень важен текст этой пьесы, слова, из которых складываются предложения, потом абзацы, потом монологи и диалоги... Их хочется произносить со сцены. Они как будто попадают в резонанс с чем-то очень важным во мне.
Е.У. : Для меня, на самом деле, отношения с пьесой складывались непросто. Так бывает, когда текст тебя манит, манит, но до конца не открывается. Прекрасно помню тот момент, когда я наконец поняла, в чем суть "Здравствуй и прощай...". Даже не поняла, это неверное слово, скорее почувствовала, что пьеса эта написана о Любви, о том, что человек не может жить без нее. И главные герои - брат и сестра, каждый из них прошел свой тяжелый, мучительный путь, в результате находят, обретают друг друга через любовь, любовь брата к сестре, сестры к брату. Еще раз повторю, для меня это очень важно: пьеса написана о любви и ведет она к свету! И если у нас, дай Бог, получится сыграть финал, то все это будет и в спектакле.
Д.С. : Работы на самом деле еще непочатый край...
Е.У. : Но так всегда бывает, когда играешь хорошую драматургию! На протяжении всей жизни спектакля для тебя приоткрываются все новые и новые смыслы. Именно так со мной было, когда я играла "Грозу". Я выходила на сцену в роли Катерины пять лет, но не могу сказать, что сыграла все, что заложено в роли... А как, по- вашему, о чем пьеса Фугарда?
- О любви, безусловно, но скорее о желании любить...
Е.У. : Жизнь, с этим, я думаю никто не будет спорить, очень сложная штука. Человек одинок по своей сути. Но, может быть, если кто-то на земле любит тебя, думает о тебе, жизнь становится не так безнадежна. Хестер обрела многое - дом и брата. Так же и Джонни - он в трудную минуту будет знать, что у него есть сестра, есть родной, близкий человек, а это очень важно.
- А вам не тяжело, не страшно было погружаться в мир своих героев, ведь если опять вспоминать Достоевского, то они постоянно находятся в пограничном состоянии, в состоянии "надрыва"...
Д.С. : Это верно, но нашей задачей как раз было через весь этот кошмар самим увидеть и показать свет! Если бы на месте Янковского был другой режиссер, нам, наверное, было бы неимоверно тяжело погружаться в этот мир. Такую пьесу нельзя разбирать традиционным образом. Актер, как мне кажется, должен вообще меньше разговаривать. Он должен играть! А режиссеру со стороны всегда виднее. Вы спрашиваете, о чем для нас пьеса? Когда мы репетировали, то не обсуждали с Алексеем этот вопрос. Бывает, когда режиссер начинает работу, он сразу же информирует актеров, мол, мы будем ставить об этом, об этом и об этом! Мы такие вещи для себя не формулировали. К тому же, мне кажется, что об этом надо спрашивать в первую очередь у зрителей. Каждый из них увидит свое...
Е.У. : Вот вы говорили о "надрыве", но я бы не употребляла это слово. Мне кажется, что в пьесе просто очень много чувств. И я считаю, что именно в том и заключается ее колоссальное достоинство! А по-моему, преимущество театра перед всеми другими видами искусства состоит в том, что театр должен в первую очередь транслировать живое чувство.
Д.С. : Мне репетиции "Здравствуй и прощай..." дали так много и вместе с тем потребовали от меня такой эмоциональной отдачи, что не уверен, решился бы я на работу в этом спектакле, если бы отчетливо представлял, что от меня потребуется. Но даже в этом случае я лично получил от репетиций спектакля очень много. Именно во время работы над этой пьесой мне стало ясно, что слова о предназначении актерском - не пусты. Нужно делать все в своей жизни, чтобы не растерять себя, не потратить свой дар, если, конечно, он у тебя есть, на ерунду, на мелочи не растрачиваться. Разумеется, всем актерам хочется играть, хочется выходить на сцену - это суть нашей профессии. Но всегда нужно помнить, что иной раз лучше отказаться от работы, чем играть в таком спектакле, который ничего не изменит в тебе. Мне кажется, что можно считать работу удачной, только когда публике или твоим же коллегам не просто понравится то, как ты сыграл роль, но захочется с тобой поговорить, задать тебе вопросы. Это значит, что они увидели тебя чуть-чуть по-другому, это значит, что ты сумел сказать что-то новое!
Е.У. : Для нас работа с Алексеем Янковским настолько важна, что на нее было не жалко ни времени, ни сил. Очень часто мы приходили в театр к десяти часам, после спектакля, и репетировали до двенадцати, чтобы только успеть на метро. Мы не жалели ни нервов ни чувств. Чувства вообще жалеть бессмысленно...
Д.С. : В последнем номере "Театральной жизни" Анатолий Васильев говорит, что когда ты идешь в театр, то тебя ждет необыкновенная встреча: зритель либо познает жизнь, либо видит ее отражение. Все мы, наверное, ждем этой встречи...
Е.У. : На самом деле, когда вспоминаешь самые сильные художественные впечатления, понимаешь, что благодаря им-то мы и получаем нечто, что очень ценно для любого человека, занимающегося театром. Мы получаем ориентиры, своеобразные маячки, благодаря которым определяем истинную ценность огромного количества самых разных спектаклей.
Д.С. : Когда одну очень хорошую актрису спросили с кем бы она хотела работать, она ответила - с Ингмаром Бергманом! С одной стороны, я очень хорошо понимаю такой максимализм, а с другой, мы должны сознавать, что раз уж мы живем в такое непростое время, то нужно каким-то образом жить, достойно трудиться в этом времени. Есть мнение, что Церковь и Театр должны заниматься душой. Душой не душой, не знаю, но хотелось бы, чтобы театр говорил о метафизических вещах. И еще: он не должен апеллировать к моему разуму, но должен пробуждать мои чувства... В театре должна быть молодая энергия. И так хочется, пока есть время, играть, работать, расти, учиться.
Е.У. : Мне кажется, что сегодня наступило время, когда режиссеры, к сожалению, в большинстве своем не тратят свое время на воспитание актеров. Повсеместно распространен "киношный" подход. Для него характерно абсолютно потребительское отношение - эксплуатируются и тиражируются наиболее очевидные актерские качества.
Д.С. : Я тоже так считаю. Говорят, что, мол, старые актеры уходят, а достойной смены, молодежи, нет, по крайней мере, ее не видят. А откуда, спрашивается, она может появиться, когда сегодня никто никому не нужен! Разумеется, сами актеры должны стремиться, очень много работать, никто с этим не пытается спорить. Но в нашей профессии обязательно должен быть учитель, будь то режиссер или педагог в институте...
Е.У. : Самому можно только книжки читать, в музеи ходить..
- То есть вы говорите о том, что необходима школа, Школа с большой буквы. Получается, что есть Театральный институт, а Школы как таковой нет...
Д.С. : Чем дольше я существую в профессии, тем больше мне кажется, что учили нас не совсем верно.
Е.У. : Это так, но все равно мы работаем, зритель ходит в театр, несмотря на то, что время очень изменилось, изменилась и сама форма существования театров.
- Вы имеете в виду, что теперь существуют государственные и частные, репертуарные и антрепризные театры?
Е.У. : Мне кажется, что разделение театра на репертуарный и антрепризный сегодня не совсем правомерно. По сути, сегодняшний театр - весь антреприза. Чаще всего тиражируется такой опыт - приглашение режиссера на постановку. Режиссеры переходят из театра в театр, ставят один-два спектакля, почти всегда приглашают на работу актеров других театров, выпускают спектакль и уходят! Мало кто после премьеры занимается спектаклем, актерами, мало кого волнует, что будет с ними дальше.
Д.С. : Самое ужасное, что театр превратился в хобби. Многие занимаются тем, что зарабатывают деньги. Дело, конечно, хорошее, но постепенно возникает ощущение, что просто теряется профессия. И суть не в том, что приходят плохие, неспособные ребята. Нет, приходят, может быть, очень и очень талантливые. Но этого ведь мало! Нужно, чтобы их в театре растили, направляли, чтобы не было этого ужасного равнодушия.
Е.У. : Театр вообще не терпит равнодушия ни в каком виде...
- Так в чем же вы видите выход из этой ситуации, или его нет?
Д.С. : Нужно делать дело.
Е.У. : Обратите внимание, ведь несмотря на то, что ситуация в театре непростая, на многих спектаклях - аншлаги. Значит, театр все-таки нужен. Как ни странно, когда приходит какая-либо работа, сразу же возникает много препятствий: то нет помещения для репетиций, то нет денег. Кстати, должна сказать большое спасибо руководству Александринского театра, который приютил нас. Мы ведь пришли фактически с улицы, но нам сразу же дали место для репетиций.
- Если говорить о режиссуре, то что вы можете сказать о методе Алексея Янковского?
Д.С. : Мне нравится, что Янковский некоторые, основные, моменты формулирует, но ничего не надумывает.
Е.У. : Для меня самое невыносимое - это когда режиссер приходит на репетицию, придумывает свою концепцию и рассматривает актера в качестве табуретки, которая должна органично вписываться в его замысел. У Янковского этого нет. Он принадлежит к числу тех немногих режиссеров, очень немногих, которые слышат актера и для которых важна индивидуальность, личность в спектакле. Это незаменимое режиссерское качество, ничем не заменимое, никакими постановочными придумками. Потому что если в спектакле нет главного, а главное - это жизнь, которую можно сохранить только за счет непогубленных актерских индивидуальностей, то это мертворожденный спектакль, вне зависимости от самых интереснейших режиссерских концепций. Может быть, я человек "непродвинутый", но для меня нет ничего более скучного, чем концептуальный, интеллектуальный театр. И нет ничего более интересного и, разумеется, уязвимого, чем живой театр. Там зрителей заставляют плакать, смеяться, думать, сопереживать, а не разгадывать режиссерские ребусы. Мне кажется, это самое ценное в театре.
2003г.